Дворец.

Из окна  старинного царского  дворца виднеется туман раннего утра.

На горизонте только-только пробиваются первые лучи восходящего солнца.

Петух хлопаньем крыльев и кукареканьем возвещает наступление дня.

По безмолвным, мрачным, пустынным, широким-прешироким залам старинного дворца бесшумно ступают дворцовые слуги. Они аккуратно сачками гасят пламя ещё горящих свеч.

- Смотри, горят три свечи, а колеблется пламя только одной, - говорит один слуга.

- А я слышу чье-то дыхание: воздух звучит, - говорит второй слуга.    

Слуги прислушиваются, испуганно озираются.

- Ледяным холодом повеяло. Здорово пробирает, - говорит первый слуга.

Замирают.

Слышатся таинственные шорохи,  зловещие звуки скрипа, глухие стоны.

- Нечистая сила! – говорит один слуга.

- Чур меня! – говорит второй слуга.

- Чур наше место свято! – говорит первый слуга.

Слуги бросают сачки на каменный пол, бегут прочь.

Из-за колонны появляется мрачная фигура царицы Гаргиппии. Она перебирает пальцами с чудовищными когтями четки из змеиных глаз, отрывает один змеиный глаз и бросает его вслед бегущим прочь слугам.

- Чтоб вы окаменели, бездельники и лодыри! - говорит, злорадно улыбаясь.

Змеиный глаз летит, словно пуля, по полутемному, длинному-предлинному коридору, касается своей огненной аурой дворцовых слуг.

Слуги превращаются в мраморные Статуи.

Царица прислушивается своими огромными ушами, принюхивается носом в виде клюва и слышит храпение спящего стражника.

Подходит тихонечко, замахивается палкой и бьёт что есть силы по его металлическим доспехам.

- Встать, мерзавец! – кричит  разгневанно Гаргиппия.

Звук доспехов протяжным, раскатистым Эхом разносится по всем пустынным, безмолвным, мрачным, широким-прешироким, длинным-предлинным – верхним и нижним – залам и коридорам старинного царского дворца.

Далеко-далеко слышится перезвон колоколов в церквях к заутрене.

Ночной сторож трубит в рожок на городской площади.

Царица ступает по залам и коридорам, стучит палкой во все двери, кричит:

- Всем работать! Живее!

Во дворце начинается суета. Бегают туда-сюда мамушки, нянюшки, боярушки, вельможи.

Гаргиппия подходит к двери с изображением короны, стучит в дверь палкой, кричит:

- Вставать давно пора!

И направляется к двери, на которой изображен увядший  цветок.

- Подъем! Живо вставать! - орёт царица и бьет ногой в дверь.                

 

Площадь.

По небу плывут одинокие облака. В церквях  звонят колокола к заутрене.

Ночной сторож идет по городской площади, трубит в рожок.

Просыпаются булочницы, портные, ремесленники, сапожники, цирюльники, кузнецы, торговцы

- Вставайте! Пора вставать! Просыпайтесь! - кричит ночной сторож.  

Фонарщики тушат длинными сачками горящие фитили на фонарных столбах.

Городская стража гремит металлическими шпорами, стучит в ставни окон, двери домов, грозно помахивает палками.

- Выходи, - кричит, - голодранцы, на работу! Живее!

 Разнотипные торговцы рынка с лотками и жаровнями раскладывают товар.

Ремесленники в серых суконных куртках расставляют инструменты.

Портные с засученными рукавами протирают столы.

Кузнецы в фартуках бьют молотами по наковальне.

Повсюду раздается ржание лошадей, рев и мычание рогатого скота, разноголосый говор разношерстной толпы.

- Громко не разговаривать! Работать! Всем работать! - кричит городская стража.   

Из домов выбегают мальчишки-подростки, дурачится, кричат:

- Кузнец, кузнец, скуй царевне-уродине венец!

Из ворот старинного царского дворца выходит бедно одетая, горбатая, уродливая, жалкая царевна Божена. В руках у царевны корзиночка с крышечкой.

Мальчишки-подростки вмиг растворяются среди людей.

Царевна подходит к торговке, раскладывающей  товар, тихо и робко говорит:

- Пожалуйста, дайте мне три яблочка, пучок укропа, кулечек орехов и немного хлебушка.

- Вот, милая, возьми. Ешь на здоровье, – говорит торговка, слегка кланяясь.

Царевна аккуратно складывает товар в корзиночку, закрывает крышечку и, низко опустив голову, идет дальше по площади в сторону леса мимо разнотипных торговцев, ремесленников, кузнецов, портных.

Торговка провожает царевну долгим взглядом, сострадательно качает головой, говорит:

- Бедняжка, какая же она несчастная!

- Поди, совсем уж чокнулась-то царевна! – говорит вторая торговка.

- Да… одним словом,  юродивая, - говорит первая торговка.

- Безобразная, кривая, горбатая, ровно ведьма какая! – говорит вторая торговка.

- Вишь, и лицо-то бледно, как у покойницы, - говорит третья торговка.

- Да и худющая, словно Смерть, - говорит вторая торговка.

- А может, и правда, царевна - ведьма?! А?.. После ее рождения одни напасти народу, - говорит третья торговка.

- Слышь, а говорят-то, у царевны и нога костяная. Гляньте-ко, никак хромает царевна! Лопни мои глаза, коли говорю неправду! – говорит вторая торговка.

- Тьфу, на вас! Совсем уж рехнулись бабы. Несете  какую-то ахинею! Да неужто царевна Божена похожа на Бабу-Ягу? – говорит первая торговка.

- А то… чуешь, люди добрые говорят, по ночам  царевна ходит-бродит под окнами домов, шепчет что-то себе под нос, приговаривает. А потом молоко беременных мамаш варит для зелья, - говорит вторая торговка.

- Сказывают, служанка ейная превращается в волчицу, рыскает по окрестностям и  носит царевне новорожденных младенцев. Небось, врать честной народ не будет?! Али как? – говорит третья торговка.

- Неужели взаправду царевна  - ведьма? – говорит вторая торговка.

- Да полноте, бессовестные, горланить! Коли не перестанете, может худо придтись! – говорит первая торговка.

 Городская стража звенит металлическими шпорами, помахивает дубинами, кричит:

- Молчать, голая сволочь! Не разговаривать! Больше трех не собираться!

Торговки быстро расходятся.

Царевна идет по залитому яркими солнечными лучами густому лесу, горько-горько плачет:

- Никому я не нужна такая уродливая и горбатая. Люди смеются, издеваются надо мной. Их слова горше дикого лука.

В лесу раздается соловьиное пение, голос кукушки, щебетание птиц.

Слышится журчание ручья, звон жуков. Кролики, белки, лисички, медвежата, волчата бегут за царевной Боженой, машут ей лапками, трутся о платье.

- Здравствуйте, дорогие зверята. Здравствуйте, милые птички,- говорит царевна,

Она раздаёт семечки, орешки, хлебушек.

Слышатся тихие звуки ветерка.

- Вот, милый кролик, свежий укроп, как я и обещала. А тебе, белочка, принесла орешки, - говорит царевна и идет по лугу, засыпанному цветами, плетет венок. - Коли я не нужна людям, уйду к русалкам-красавицам веселым в глубокий омут!

Выходит к реке, где плещутся пленительной красоты Русалки, Мавки, Омутницы, Водяницы, расчесывая перламутровыми гребнями свои длинные волнисто-зеленые локоны.

На ветвях плакучих ив качаются, хлопают в ладоши, аукаются семилетние девочки в тонких прозрачно-белых и золотистых одеждах, с венками на голове. 

- Иди к нам, царевна, - кричат. - У нас весело! Мы давно тебя ждем!

- Какие же вы все красивые, веселые, милые, добрые, - отвечает царевна. - С вами чувствую себя спокойно. Спасибо вам за ласку и нежность.

 - Иди сюда, невестушка. Тебя причешем золотым гребнем, нарядим в платье из белоснежных лилий! Златоволосый Лель будет играть на твоей свадьбе.

-  Гляньте-ка, подруженьки, а я сплела подвенечный венок.

Русалки, Мавки, Омутницы, Водяницы, семилетние девочки окружают царевну, танцуют вокруг нее под чудные нежные звуки волшебной свирели, на которой играет в златотканых одеждах, с цветущим венком из шиповника на голове златоволосый Бог нежных чувств Лель.

На ветке ели сидит огромный черный Ворон, каркает, говорит:

- Кар-р-р! Кар-р-р! Иди, цар-р-ревна, в шир-р-рокую р-р-реку. Там нар-р-реченный!

В реке на плавающем чурбане сидит весь в тине и крепко спит безобразный Водяной. В его руках – палочка с развевающимися разноцветными ленточками. Черный Ворон каркает, говорит:

- Кар-р-р! Кар-р-р! Пр-р-роснись, стар-р-рый пузыр-р-рь! Р-р-разлюбезная пр-р-ришла! Нар-р-ряженная! Р-р-расфуфыр-р-ренная!

 Водяной не слышит, громко храпит.

Звери в лесу шепчут:

- Тише, черный Ворон, не буди нечистую силу! Водяной царевну в омут заберет,  и царевна пропадет!

 Ворон хлопает крыльями, каркает:

- Кар-р-р! Кар-р-р! Иди, цар-р-ревна, в р-р-реку! Там бр-р-рачное ложе!

 Густая березовая листва шелестит-шуршит. Ветви и верхушки деревьев раскачиваются, глухо стонут:

- Беда… беда… нечистая сила околдовала царевну…

Божена, окруженная танцующими Русалками, Мавками, Водяницами, Омутницами, семилетними девочками, входит в реку. Она замечает на другом берегу у прекрасного водопада под прохладными струями воды обнаженного очаровательного юношу.

Златоволосый Бог нежных чувств Лель играет на волшебной свирели, разливая вокруг золотой туман - царевна вдыхает его, и её сердце поражается нежнейшим чувством любви к юноше:

- Ах, какой красивый юноша. Не испугать бы его своим уродством.  

На ветке дерева Ворон каркает:

- Кар-р-р! Кар-р-р! Р-р-растащило, ур-р-родина!

Божена вздрагивает и бессознательно выпускает из рук зеленый венок.

- Ах,  если венок потонет, - значит,  я скоро умру, - говорит Божена и плачет.

Течение подхватывает венок, несет его в сторону коряги, на которой спит Водяной.

Венок касается его ноги.

Водяной недовольно морщится, чихает.

Венок несет в сторону водопада.

 - Р-р-рехнулся, - говорит Ворон, - стар-р-рый пузыр-р-рь! Р-р-разум совсем потер-р-рял! Не пр-р-ризнает  р-р-разлюбезную!

 Водяной замечает царевну, слащаво улыбается

- Иди ко мне, моя долгожданная! - говорит. - Здесь самый глубокий омут! Здесь самая густая трава!

 В это мгновение венок подплывает к обнаженному юноше, касается его ноги.

Юноша замечает Божену в окружении нечистой силы, шепчет:

- Не к добру живому быть среди ангелов Смерти.

Он хватает венок, ныряет в реку, вырывает ее из мертвенно-бледных рук нечистой силы, выносит на берег, говорит:

- Как же ты, девица красная, очутилась среди нечисти поганой?

- Милые подружки меня ведут к нареченному, - отвечает Божена.

- Нельзя откликаться на сладкие песни Проводниц в потусторонний мир.

- Что вы? Русалки ласковые, добрые, нежные!

- Ангелы Смерти зацелуют тебя. Мертвой упадешь в их объятия.

Взгляд Божены падает на обнаженное тело юноши, и она приходит в себя, закрывает руками лицо от смущения, шепчет:

- Ах, стыд-то какой!

- Река – моя река! - хмурится Водяной. - Русалки – мои русалки! Божена – моя невеста! Отдай мне мое! Оно – не твое!

- Не видать тебе, нечисть поганая, девицы невинной! - отвечает юноша.

- Что с тобой я сделаю, - то сейчас узнаешь!

Водяной машет палочкой с разноцветными ленточками.

Ленточки разлетаются в разные стороны.

Русалки, Мавки, Омутницы, Водяницы, семилетние девочки хватают ленточки и тотчас растворяются.

Вода в реке клубится, пенится, чернеет. Поднимается волна и обрушивается на юношу, унося его от берега с большой скоростью.

Водяной злорадно смеется, погружается в омут.

Царевна бежит вдоль берега за юношей, барахтающимся в бурлящей воде. Ее ноги застревают глубоко в грязи. Она падает и от отчаяния и бессилия плачет.

- Кар-р-р! Кар-р-р! - говорит Ворон сердито. - Пр-р-ровор-р-ронила, дур-р-рище, женихов! Р-р-растяпа! Позор-р-рище!

Взлетает с ветки, летит в сторону старинного царского дворца.

- Ур-р-родина! Р-р-растяпа! Р-р-ротозейка! Пр-р-ровор-р-ронила женихов!

Солнце садится за горизонт. Надвигаются сумерки.

Далеко-далеко на высокой башне дворца скрипят стрелки часов. Раздается глухой бой курантов.

Раздается перезвон колоколов в церквях.

По площади идет городская стража, звенит металлическими шпорами, помахивает дубинами, кричит:

- Разойдись, голая сволочь! Всем по домам!

Портные, кузнецы, ремесленники, торговцы закрывают двери мастерских и лавок, наглухо запирают ставни окон.

Крестьяне спешно уводят скот.

Разбегаются по домам и мальчишки-подростки.

Унылые фонарщики зажигают фитили на фонарных столбах.

Печальный околоточник стучит в свою погремушку, кричит охрипшим, безразличным, монотонным голосом:

 - Спать! Всем спать! Пора спать!

В окне полуразваленного дома мерцает мертвенно-бледное пламя  лучины.

Черный Ворон каркает, говорит:

- Кар-р-р! Кар-р-р! Безобр-р-разие! Беспр-р-редел! Стр-р-ража, ар-р-рестовать нар-р-рушителя пор-р-рядка!

Большеглазый Филин садится на кровлю дома, ухает-хохочет.

Огонек гаснет. На площади наступает мертвая тишина.

По пустынным, полутемным, широким-прешироким залам, мрачным, безмолвным, длинным-предлинным коридорам дворца тихо и осторожно ступает Гаргиппия со свечою в руке, принюхиваясь к малейшему шороху, заглядывая в замочные щели дверей.

Вдруг слышатся приближающиеся звуки шагов.

Гаргиппия дует на пламя свечи, прячется за мраморную колонну, замирает.

Во всех залах и коридорах старинного дворца - верхних и нижних, западных и восточных – гаснут свечи и лучины. Наступает кромешная темнота. Только светятся огненные угли вместо глаз Гаргиппии.

По темному коридору плывет, приближаясь, развевающееся платье. Ровняется с колонною.

Неожиданно из-за своего укрытия выходит Гаргиппия, включает электрический фонарик, направляет луч света на плывущее развевающееся  платье.

От неожиданно появившегося яркого луча света Божена вскрикивает. Из ее рук падает корзинка.

Крышечка корзинки открывается, вылетает сизокрылый Голубь.

Гаргиппия смотрит исподлобья на испуганную Божену, разгневанно говорит:  

- А ну, придурок,  марш в свою кровать!

- Матушка! - смущенно отвечает Божена. - Позвольте взять сизокрылого Голубя.

Гаргиппия трясется от злости и нетерпения, с силой толкает царевну в спину, шипит:

- Живо ступай в комнату, ненормальная!

Божена хватает корзинку, входит в комнату с изображением увядшего цветка.

Сизокрылый Голубь пытается вырваться на волю, стуча клювиком в окно. Гаргиппия дует на  него, ворчит:

- Поганая тварь, будь ты проклята!

Сизокрылый  Голубь растворяется.

Гаргиппия заглядывает в замочную щель двери, видит: царевна раздевается, берет в руки корзинку, открывает крышечку, достает белую Голубку, целует ее и горько-горько плачет.

- Точно - чокнутая уродина! - шипит Гаргиппия.

Она плюёт в сторону. 

Плевок касается каменного пола, превращается в Гадюку.

- Следи за царевной, моя верная Гаафа! – говорит  Гаргиппия, идет дальше по мрачному, безмолвному и темному коридору.

Гадюка шипит, застывает, превратившись в коралловое изваяние.

Гаргиппия заглядывает в замочную щель двери, на которой изображена корона. Ничего не видит. Вытягивает правую руку, шепчет:

- Явись, чудодейственный прутик!

В ее руке появляется прутик, сверкающий разноцветными огоньками.

Гаргиппия сует его в замочную щель, пытаясь прочистить дырку.

Тщетно!

Переворачивает прутик задом наперед, касается двери.

Дверь становится прозрачной.

На кровати сидит печальный Дормидон в ночном колпаке, в ночном халате, слушает легкую мелодию, звучащую из транзистора.

 - Старый идиот! Болван! – ворчит царица, идет по коридору.

Она подходит к мраморным Статуям, грозит им кулаком:

- Смотрите мне в оба, бездельники и лодыри!

Мраморные Статуи оживают, прижимают руки к груди, благоговейно кланяются, отвечают:

- Слушаемся и повинуемся!

Царица подходит к светящейся красной лампочке, вставляет в электронное устройство магнитную карточку, приговаривает:

- Много сюда ходцов, да мало выходцев!

Загорается зеленая лампочка.

Дверь открывается. 

Царица садится в кресло, включает ноутбук. На экране дисплея высвечиваются маленькие уродливые человечки – Злыдни, шарящие по сундукам, ларцам, карманам спящих жителей города.

- Несите, - шепчет, - дорогие Злыдни, все богатства города в мои сокровищницы. Отныне и до веку пусть грозит разорение и страшная нищета каждому дому, где окажетесь вы!

Злыдни спешно складывают ворованные кольца, серьги, монеты, посуду, разнообразную утварь в черный мешок, отвечают:

- Все стащим! Все заберем! Всех разорим! Всех по миру пустим! Наполним твои, сокровищницы, могущественнейшая царица, златом, серебром, бриллиантами!

- Чертовски хороши, мои гадкие! Дьявольски прелестны, мои подлые! - радуется Гаргиппия.

Появляется Чёрт с приплюснутым носом, с улыбкою слаще меда и вина, с огненными углями вместо глаз.

- Я здесь, ваша мрачность, - говорит, низко кланяясь и бесстыдно улыбаясь, вкрадчивым, мягким голосом, - враг веры, древний недруг рода человеческого!

- Я тебя не звала!

- Там, где имя моё произносят, я тотчас же на пороге!

- Ну и плутище, проклятый!

- Из любви к винограду целуют и ржавую ограду! - улыбается Чёрт.

- Ладно-то амурится, дьявольское отродье! Не играй с огнем! - хмурится Гаргиппия.

- Божена ждет своего милого, - дудонит елейным голосом Чёрт. - Она в тоскливой надежде увядает. По заклинанию черной книги с золотым переплетом, Божена умрет, если никто за неё не посватается!

- Обернись, Чёрт, в царевну! И ступай смущать народ лживыми чудесами. Пусть царевну возненавидят и проклянут! Тогда ни один болван не позарится на корону!

- Буду творить лживые чудеса для соблазна! - хохочет Чёрт. - Лишу всех жителей сна-покою!

- Спеши, верный Бес!

- Не тревожьтесь, ваша мрачность, смертельная болезнь начинается всегда незаметно! - говорит Черт, делает пируэт на одной ноге и исчезает.

На экране ноутбука высвечивается царь Дормидон.

- Тьфу, на тебя! Чтоб ты сдох, старый болван! - раздраженно восклицает Гаргиппия.

Царь кашляет, выключает транзистор, тушит пламя свечи.

Гаргиппия глядит на дисплей ноутбука.

На экране высвечивается сладко спящий и громко храпящий дворцовый стражник.

- Встать, скотина! - кричит Гаргиппия и плюет на экран. - Сгною, сволочь! Превращу в камень, мерзавец!

Стражник тотчас превращается в бурого Медведя. Встает Медведь на задние лапы и убегает.

Царица лениво потягивается, сладко зевает, закрывает глаза и засыпает.

Дормидон беспокойно ворочается в кровати, тяжело вздыхает. Ему не спится.

А за окном стоит ясная, безоблачная ночь.

На небе сверкают яркие звезды.

- Луна светла – это к хорошей погоде, - шепчет Дормидон.

За окном раздается протяжный вой собаки.

За стенкой слышатся таинственные шорохи, зловещие звуки скрипа,  глухие стоны, шепот, звон металла.

- А это предвестие беды, - говорит Дормидон.

На высокой башне дворца грозно шипят стрелки часов. Раздаётся бой курантов.

- Надеюсь, ты, царь-батюшка, не забыл, что сегодня день рождения нашей дочери? - раздается женский голос.

 Дормидон вскакивает с кровати, выглядывает в окно.

На небе летают прекрасные Девы. Они держат в руках свечи, лучины, фонарики. Танцуют.

Дормидон видит Звезду с обликом своей покойной супруги-царицы.

- Ах, царица, звездочка моя ясная! - плачет.

- Тише, тише, светлейший царь-батюшка, - шепчет покойная супруга-царица.

- Не могу больше без тебя! Забери с собой! - говорит Дормидон.

- Ты должен беречь нашу дочь. Никто, кроме тебя, светлейший, не заступится за нее в этом царстве. Пропадет царевна Божена.

Под потолком сидит на железной палке механический большеглазый Филин. Из его глаз брызжет поток света, освещая всё вокруг.

Покойная царица закрывает лицо руками.

На экране дисплея ноутбука Гаргиппии высвечивается изображение Звезды с обликом покойной царицы. Но царица спит крепко и сладко.

Покойная удаляется и присоединяется к другим ярким звездочкам на небе.

- Прощай, царь-батюшка! - говорит. - Мне пора к  подругам – ясным  звездочкам. Береги дочь-царевну.

Растворяется вдали.

 Дормидон плачет. Он достает из-под подушки газовый баллончик, брызгает на Филина.

Филин закатывает глаза, переворачивается вверх лапам, замирает

На экране ноутбука Гаргиппии появляются помехи. Дисплей гаснет.

В комнате наступает кромешная темнота.

- Ерехон! Ерехон! - кличет Дормидон.

Просыпается слуга Ерехон, протирает сонные глаза, шепчет:

- Что случилось, ваше величество?

- Ерехон, проводи меня в комнату покойной царицы.

- Как же так, ваше величество? Ровно восемнадцать лет назад вы дали слово никогда не входить в ту комнату, чтобы не тревожить воспоминания.

- Привиделась мне моя несчастная покойная царица. Хочу еще раз взглянуть на ее портрет, прикоснуться к ее вещам. Прошу, дружище Ерехон, проводи меня в комнату покойной царицы.

 Дормидон и Ерехон идут по темному, пустынному, безмолвному, мрачному дворцу, освещая путь свечой.

Вокруг ходят-бродят туда-сюда изгибающиеся тени, прозрачные призраки.

Слуга крестится от страха, прячется за спину царя.

- Не бойся, дружище Ерехон. Это призраки моих давно умерших предков.

Призраки беззвучно говорят.

- Вот уже ровно восемнадцать лет они каждую ночь бродят по дворцу и пытаются мне что-то сказать. Но я ничего не могу понять, – тяжело вздыхает Дормидон. - Эх, пойдем дальше, Ерехон!  

Он заглядывает в зеркало, видит перепуганного Ерехона.

- Эх, дружище Ерехон, - говорит, - надо боятся живых людей, а не мертвых.

В зеркале появляется безобразная, беззубая, с растрепанными волосами Смерть. Она тычет своим костлявым пальцем в Дормидона, скрипит протяжным басом:

- Тебе, царь-горемыка, осталось жить всего одну ночь, если, конечно, не произойдет чудо!

На глазах у  Дормидона и  Ерехона  - растворяется.

 Ерехон крестится:

- Огради мя, Господи, силою Честного и Животворящего Твоего Креста, и сохрани мя от всякого зла!

Бросается прочь и сталкивается лбом с Дормидоном.

- О! Это знак того, что нам еще очень долго вместе жить и думать заодно! - усмехается Дормидон.

- Вы видели, ваше величество? Что же  это такое?  

- Ерехон, смерть не горе, если жизнь не радость! Открывай дверь. Мы пришли.

Ерехон снимает густую паутину с двери, отгоняет Паука, открывает замок. Звучит сигнализация. Раздается голос из динамиков:

- Приложите указательный палец к электронной системе пять тысяч двести восемьдесят восемь бис плюс шестьсот семьдесят два дубль один!

Дормидон прикладывает указательный палец к электронной системе на дверях.

- Добро пожаловать! - раздается голос из динамиков.

Дверь  открывается. Дормидон заходит в комнату.

Ерехон остается охранять вход.

В комнате звучит легкая мелодия. У огромного портрета с изображением покойной царицы раскачиваются цветы из стороны в сторону в такт переливающимся звукам свирели, тихо-тихо напевают. Изображения на картинах оживают. Дормидон предается воспоминаниям, шепчет:

- Нет жизни без тебя, моя несчастная царица. Правду люди говорят: лучше семь раз гореть, чем один раз овдоветь!

В это мгновение раздаются еле-еле слышимые, глухие, сдержанные стоны.

Дормидон оглядывается. Никого не видит.

- Эй, кто здесь? - говорит Дормидон.

В камине вспыхивает пламя. Появляется измученный, обессиленный, изможденный седобородый Старец с большими бровями, длинными ресницами.

- Ты звал меня? - спрашивает старец.

- Ты кто?

- Я – Домовой по имени Эй!

Царь подходит к креслу, на котором сидит Домовой, но натыкается на невидимую стену.

- Не удивляйся, эта невидимая стена – моя темница, - говорит Домовой.

- Что с тобой произошло? Почему ты здесь?

- Уже ровно восемнадцать лет я сижу в этой темнице. Заколдовала меня злая и коварная колдунья.

- За что тебя заколдовала колдунья?

- Я отказался обезобразить покойную царицу.

- Зачем колдунья хотела обезобразить несчастную царицу?

- Злая и коварная колдунья приревновала меня к покойной царице. Ведь я всегда оберегал ее от козней нечистой силы.

- Почему ты это делал?

- Покойная царица была доброй и заботливой женщиной. Она постоянно занималась благоустройством старого дворца, не подозревая, что помогает в этом деле мне.  Я часто любил слушать ее песни, звонкий смех. За это злая колдунья возненавидела царицу и поклялась над черной книгой с золотым переплетом извести ее, а среди жителей города посеять алчность, ложь, жадность, зависть. Восемнадцать лет назад колдунья заманила меня на это проклятое место и произнесла заклинание. Вокруг меня выросла невидимая стена, и я потерял волшебную силу. Колдунья приготовила зелье и отравила царицу. Малютку Божену обезобразила, чтобы она никогда не могла выйти замуж и  от горя, печали умерла.

- Кто эта подлая колдунья?

- Я не знаю. Колдунья в совершенстве обладает всеми законами волшебства и постоянно принимает разные облики.

- Неужели тебе нельзя помочь, Эй?

- На границе между потусторонним миром и белым светом стоит старый-престарый Дуб. Этот Дуб покоится на божественной силе. Окружает его разноцветный плодовый сад с Золотыми яблоками. Золотые яблоки обладают чудодейственными свойствами. Если ответить на вопрос карлицы-духа Крауро, царицы между потусторонним миром и белым светом, - можно получить Золотые яблоки.

- Я помогу тебе, Домовой по имени Эй!

- Знай, кто не сумеет ответить на мудреный вопрос Крауро, того злорадные Моры - верные слуги карлицы-духа – защекочут до смерти и навсегда оставят в царстве мертвых. Редко удается человеку правильно ответить на вопрос и вернуться на поверхность земли живым и невредимым.

- Не будем терять время, Эй!

- Иди за этим мерцающим Голубым огоньком. Он проведет тебя через каменные стены дворца. Будь осторожен, царь Дормидон, и помни, никогда никому не рассказывай о моем существовании!

 Дормидон идет за появившимся Голубым огоньком и беспрепятственно входит в каменную стену.

  Выходит к высокому старому Дубу. Ветви и листья рождают удивительные музыкальные звуки.

На ветвях гнездятся диковинные птицы.

Вокруг стоит сад с разноцветными плодовыми деревьями: красными, розовыми, синими, голубыми, желтыми, оранжевыми. На деревьях растут Золотые яблоки, от сияния которых светлым-светло.

Дормидон замечает на ветке дерева вещую деву-птицу Гамаюн – от головы до пояса женщину несравненной красоты, а от пояса же – птицу.

Дева-птица говорит чарующе-чудным голосом:

- Зачем пожаловал, царь Дормидон, на границу между потусторонним миром и белым светом?

 Дормидон низко-низко кланяется, отвечает:

- Я пришел за Золотыми яблоками, что растут в твоем Райском саду!

- За Золотыми яблоками?! Неужели ты, старый пень, решил обновить свое дряхлое старческое тело и превратиться в цветущего юношу? - хохочет дева-птица Гамаюн.

- Нет, вещая дева-птица Гамаюн, я не хочу превращаться в цветущего юношу. Я пришел за Золотыми яблоками, чтоб освободить Домового по имени Эй от колдовства злой и коварной колдуньи!

- Освободить Домового? И только? Ты ничего не хочешь попросить для себя?

- Я ничего не хочу просить для себя!

- Что ж, хорошо! Золотые яблоки ты, благородный царь Дормидон, получишь, если ответишь на мой вопрос! Но не ответишь, - навсегда останешься на границе между потусторонним миром и белым светом болотной корягой!

Густая листва на ветвях высокого старого Дуба шелестит:

- Нет, пусть останется Водяным! Лучше Лешим! А я хочу, чтобы беззубым Банником! Лучше уродливым Злыднем!

Поднимается шум, гвалт, спор.

- Тише! - говорит дева-птица. - Так ты готов, царь Дормидон, ответить на мой вопрос?

- Мое слово крепко! - отвечает Дормидон.

 Дева-птица бросает Золотое яблоко себе под ноги, превращается в карлицу-дух Крауро, на голой шее которой сверкает жемчужное ожерелье.

Сияние ожерелья ослепляет Дормидона.

Диковинные птицы разлетаются.

Разноцветный  плодовый сад исчезает.

Появляется булькающее, кипящее болото с диковинными кустами, корягами, на которых сидят ослепительной красоты, с яхонтовыми глазками, пунцовыми губками полногрудые Болотницы.

- Скажи, царь Дормидон, что самое прекрасное и самое удивительное на всем белом свете? - спрашивает карлица-дух Крауро.

- Этот вопрос немудрен! - самодовольно отвечает Дормидон, поглаживая свою седую холеную бороду.

- День не хвалят, пока не стемнело! Отвечай же, гость незваный!

- Ничего нет прекраснее и удивительнее на всем белом свете, чем сила и власть!

- Ты думаешь, что сила и власть – самое прекрасное на всем белом свете? 

- Да! Все трепещут перед моим могуществом! Все стараются заслужить мою милость! Стоит чего мне захотеть, как все исполняют без малейшего возражения!

Очаровательные полногрудые Болотницы хохочут.

Дормидон погружается в кипящую, булькающую болотную жижу по колени.

- Осанка у тебя, благородный царь Дормидон, львиная да вот ум куриный! Попробуй приказать моим слугам. Может, заставишь кого-нибудь освободить тебя из  кипящего болота?!

Дормидон пытается выбраться из болотной жижи. Тщетно.

Смотрит на пленительную красоту полуобнаженных Болотниц, кричит:

- Я знаю ответ! Ничего нет прекраснее и удивительнее на всем белом свете, чем красота! Человек всегда любовался, восхищался, наслаждался чарующей, пленительной силой красоты и вечно  боготворил ее и в человеке, и в природе, и в искусстве!

На голой шее Крауро сверкает жемчужное ожерелье.

Дормидон погружается в кипящую, булькающую болотную жижу по плечи.

Очаровательные полногрудые Болотницы превращаются в косоглазых Кикимор,  безобразных Ведьм.

- Видать, ты, благородный царь Дормидон, ничему так и не научился за свое славное правление и ума совсем не нажил? Неужели тебе, старому пню, до сих пор неизвестно, что в мире очень часто красота уродна?!

На голой шее Крауро вновь сверкает жемчужное ожерелье.

Она превращается в белое облачко и исчезает.

Кикиморы, Ведьмы подплывают к Дормидону, щекочут его, приговаривают:

- Иди ко мне, умница! Ах, ты, душечка! Возлюбленный, царь-батюшка!

На его голову прыгают мерзкие Жабы, в рот лезут земляные Черви, мохнатые Пауки.

Дормидон отплевывается, пытается выбраться из булькающей болотной жижи.

Появляется Смерть, гладит ее своими костлявыми пальцами, говорит:

- Боишься, царь Дормидон, иди в мое царство мертвых?

- Не боюсь я твоих безжалостных объятий! 

- Но в твоих глазах отчаяние и страх!

- Пойми, не могу я уйти в твое царство мертвых, не выполнив наказ покойной несчастной царицы оберегать дочь Божену до ее замужества, не освободив Домового от колдовства злой и коварной колдуньи! А потому борюсь сейчас за свою совершенно никчемную и бесполезную  жизнь!

  Кикиморы, Ведьмы отпускают Дормидона, шепчут:

- Вы слышали? Он сказал Жизнь! Да… да… он сказал Жизнь! Царь Дормидон ответил правильно!

Дормидон смотрит на смутившихся Кикимор, испуганных Ведьм, кричит:

- Ах, старый, старый я дурак! Только теперь понял, что самое удивительное на всем белом свете – это Жизнь. И ничего нет прекраснее, чем Жизнь в каждом листике, в каждом цветке, в каждом крике птицы!

Послышалось кукареканье петуха, возвещающего о наступлении дня.

В руках Дормидона появляюся Золотые яблоки. Он оглядывается - болото исчезает.

На горизонте пробиваются первые лучи восходящего солнца.

Царь просыпается в своей кровати.

- Ваше величество,  пора вставать! - плачет Ерехон.

В комнату входит в состоянии истерического возбуждения, рявкает царица и бьет палкой по столу:

- А ну, живо встать, старый идиот!

Со стола разлетаются Золотые яблоки.

На шум и крик сбегаются любопытные мамушки, нянюшки, дворянушки, вельможи, пиная разлетевшиеся Золотые яблоки.

Божена падает на колени, целует края платья Гаргиппии, молит:

- Матушка, пожалуйста, не бранитесь! Позвольте мне извиниться за батюшку родимого?!

- А разве твоему скудному разуму, придурок, это может быть по силам? - ехидничает Гаргиппия.

Свита тыкает пальцами в царевну:

- Смотрите, чокнутая заговорила! А мы-то думали, что у нее язык отсох! Да она, паршивая змеюка, только прикидывается несчастной! А разве я не говорила, что она врунья? Ишь, какая обманщица! Еще притворяется! Давным-давно надо было ее посадить в железную клетку да возить нечисть пугать!

 Божена стоит на коленях просит:

- Матушка, простите батюшку родимого!

- Я тебе покажу, как прости, безголовье! Докуль будешь надо мной издеваться?! Убирайся прочь, чертова невеста! - орет Гаргиппия.

Появляется Черт с приплюснутым носом, с улыбкою слаще меда и вина, в одежде придворного министра.

- Я здесь, ваше величество, враг веры, древний недруг рода человеческого!  - говорит он вкрадчивым голосом.

- Я тебя не звала!

- Я всегда там, где произносят имя мое! - говорит Чёрт, подбирает Золотое яблоко, протягивает его Гаргиппии.

Царица хватает Золотое яблоко, бросает его в царевну, кричит:

- Поди ты к черту, мерзкая уродина!

 Золотое яблоко касается горбатого и кривого тела Божены.

Царевна тотчас превращается в очаровательную, ослепительной красоты, тонкостанную девицу.

Нянюшки, мамушки, боярушки дивуются чуду, с приседаньицем слова сыпят:

- Ах! Чудо! Невероятно! Великолепно! Ослепительно!

- Вот диво – так диво! - хлопает глазами Ерехон.

Гаргиппия трясется от злости, скрежеща зубами, шипит:

- Что ты наделал, шут бестолковый? Эдак размочалить бы твою поганую репу!

- Не лайтесь, ваша мрачность, я же не подозревал, что вам в голову придет затея бросаться яблоками, - говорит Чёрт в облике министра, улыбаясь кисло-сладкой улыбкой.

- Свиная ты морда! Знаю твои плутни, мошенник!

- Подумаешь, царевна свою харю кирпичом натерла-нарумянила!

Гаргиппия замахивается палкой, грозит:

- Бестия, достойный кнута и виселицы!

Черт исчезает.

Продолжение следует.